Страхи – сильный рычаг воздействия на людей. Поэтому полезно знать самые распространенные из них. В прошлом посте “Возьми и спроси” мы затронули страх задавать вопросы. Сегодня поговорим про страх проигрыша в споре. Работа с руководителями подарила мне дергающийся глаз и множество отличных примеров, в том числе и на эту тему.
Один мой знакомый руководитель, назовем его Денис, попал в драматическую ситуацию. Он оказался неправ. И ладно бы он перепутал тональный крем и консилер, так нет. Его сотрудница Марина на общем совещании обнаружила неправоту Дениса в очень важном рабочем вопросе. В тот злополучный день Денис сбежал от позора на другую встречу. Однако новое совещание было не за горами, и Денис пришел ко мне за советом.
Он спросил меня, как победить в их споре с Мариной? Я попросил аргументы обеих сторон. Денис рассказал. Положение было ужасное – Марина была абсолютно права. И теперь столь важный для всей команды вопрос повис в воздухе из-за Марины. Во взгляде Дениса читалась тоска по временам, когда аргументом начальника был костёр. Я поспешно предложил простой и логичный выход: признать перед всеми правоту Марины, а сейчас обсудить что-нибудь более интересное, например наплыв баянов на Пикабу. Но не тут-то было.
Мое легкомыслие потрясло Дениса.
– Я не могу расписаться в своей неправоте! – почти кричал он.
– Распишись в правоте Марины – сострил я, но тут же пожалел.
– Ты что, не понимаешь?! – Денису явно было не до шуток. – Это конец моему авторитету!
– У твоей команды довольно высокие запросы, – сказал я. – Тебя уважают только при условии, что ты непогрешимее Папы Римского?
– Да причем тут непогрешимость! Я окажусь лузером, а лузеров никто не уважает.
Мне всё стало ясно. Среди ключевых понятий нашего мышления профессор когнитивной лингвистики Джордж Лакофф приводит метафору “спор – это война”. Поясню. Мы используем военную лексику для описания споров. “Она защищалась, как могла”, “Он нападал на каждый аргумент”, “Его критика била в цель”, “Его позиция была разгромлена” и так далее.
Понятие спора как войны настолько прочно укоренилось в нашем сознании, что признать правоту противника (снова военная лексика) – означает проиграть, то есть стать лузером. И Денис в ужасе представлял себя поверженным на глазах у всей команды. Я предложил иной подход.
– Скажи, Денис, – осторожно начал я. – ты же уверен, что Марина права?
– Да, – в отчаянии ответил он. – Мне нечего ей возразить!
– То есть, – продолжал я, – твоя изначальная позиция была ошибочной?
– Похоже на то, – вздохнул Денис так обреченно, что я почувствовал себя полицейским, штрафующим бабушку за переход в неположенном месте.
– Могу ли я заменить “ошибочная” на “ложная”? Твоя позиция была ложной?
– Ну замени, толку-то? – Денис начал раздражаться.
– Толк будет, – строго сказал я. – Если твоя позиция ложная, то позиция Марины какая? Дай антоним на “ложную”.
– Ну истинная, получается. У нас урок русского?
– Человеческого, не отвлекайся. Раз у нее истинная позиция, то, соглашаясь с ней, ты стал ближе к истине?
– …
На лице Дениса отразилось замешательство. Ведь стать ближе к истине – это хорошо, а лузером – плохо. Денис размышлял минуты две. Почти вечность при нашем темпе жизни.
– Послушай, – наконец сказал он. – Это всё здорово, но мои сотрудники не будут думать о том, ближе к истине я стал или дальше. Марина будет победительницей в их глазах, а я – лузером. Еще и в таком важном вопросе.
– Твоим сотрудникам, – парировал я (да-да, опять военная лексика), – вообще не придется думать о ваших с Мариной ролях, если ты правильно всё подашь.
И мы разработали подачу. Денис на совещании оперирует понятиями “истинная”/”ложная” и не использует никаких военных слов. Он не признает поражение в споре, а соглашается. Аргументы Марины были не сильнее, а интереснее. Он не расстроен из-за проигрыша в споре, а очень рад стать ближе к истине. Ведь сам Сократ сказал, что в споре рождается истина, так что...
Денис был в восторге. Выход найден, выводы сделаны. Признавая правоту собеседника (не противника!), мы не проигрываем, а становимся ближе к истине. Если, конечно, у нас вообще есть такая цель. Случается так, что собеседник опроверг наши аргументы, но и его доводы не показались нам убедительными. Так и скажите, ничего страшного. Предложите изучить предмет глубже и вернуться к спору с новыми аргументами с обеих сторон.
На прощание я спросил Дениса, как он сыграл в теннисном турнире на прошедших выходных.
– Занял 4-е место, – сказал Денис.
– Лузер, – ответил я.
Один мой знакомый руководитель, назовем его Денис, попал в драматическую ситуацию. Он оказался неправ. И ладно бы он перепутал тональный крем и консилер, так нет. Его сотрудница Марина на общем совещании обнаружила неправоту Дениса в очень важном рабочем вопросе. В тот злополучный день Денис сбежал от позора на другую встречу. Однако новое совещание было не за горами, и Денис пришел ко мне за советом.
Он спросил меня, как победить в их споре с Мариной? Я попросил аргументы обеих сторон. Денис рассказал. Положение было ужасное – Марина была абсолютно права. И теперь столь важный для всей команды вопрос повис в воздухе из-за Марины. Во взгляде Дениса читалась тоска по временам, когда аргументом начальника был костёр. Я поспешно предложил простой и логичный выход: признать перед всеми правоту Марины, а сейчас обсудить что-нибудь более интересное, например наплыв баянов на Пикабу. Но не тут-то было.
Мое легкомыслие потрясло Дениса.
– Я не могу расписаться в своей неправоте! – почти кричал он.
– Распишись в правоте Марины – сострил я, но тут же пожалел.
– Ты что, не понимаешь?! – Денису явно было не до шуток. – Это конец моему авторитету!
– У твоей команды довольно высокие запросы, – сказал я. – Тебя уважают только при условии, что ты непогрешимее Папы Римского?
– Да причем тут непогрешимость! Я окажусь лузером, а лузеров никто не уважает.
Мне всё стало ясно. Среди ключевых понятий нашего мышления профессор когнитивной лингвистики Джордж Лакофф приводит метафору “спор – это война”. Поясню. Мы используем военную лексику для описания споров. “Она защищалась, как могла”, “Он нападал на каждый аргумент”, “Его критика била в цель”, “Его позиция была разгромлена” и так далее.
Понятие спора как войны настолько прочно укоренилось в нашем сознании, что признать правоту противника (снова военная лексика) – означает проиграть, то есть стать лузером. И Денис в ужасе представлял себя поверженным на глазах у всей команды. Я предложил иной подход.
– Скажи, Денис, – осторожно начал я. – ты же уверен, что Марина права?
– Да, – в отчаянии ответил он. – Мне нечего ей возразить!
– То есть, – продолжал я, – твоя изначальная позиция была ошибочной?
– Похоже на то, – вздохнул Денис так обреченно, что я почувствовал себя полицейским, штрафующим бабушку за переход в неположенном месте.
– Могу ли я заменить “ошибочная” на “ложная”? Твоя позиция была ложной?
– Ну замени, толку-то? – Денис начал раздражаться.
– Толк будет, – строго сказал я. – Если твоя позиция ложная, то позиция Марины какая? Дай антоним на “ложную”.
– Ну истинная, получается. У нас урок русского?
– Человеческого, не отвлекайся. Раз у нее истинная позиция, то, соглашаясь с ней, ты стал ближе к истине?
– …
На лице Дениса отразилось замешательство. Ведь стать ближе к истине – это хорошо, а лузером – плохо. Денис размышлял минуты две. Почти вечность при нашем темпе жизни.
– Послушай, – наконец сказал он. – Это всё здорово, но мои сотрудники не будут думать о том, ближе к истине я стал или дальше. Марина будет победительницей в их глазах, а я – лузером. Еще и в таком важном вопросе.
– Твоим сотрудникам, – парировал я (да-да, опять военная лексика), – вообще не придется думать о ваших с Мариной ролях, если ты правильно всё подашь.
И мы разработали подачу. Денис на совещании оперирует понятиями “истинная”/”ложная” и не использует никаких военных слов. Он не признает поражение в споре, а соглашается. Аргументы Марины были не сильнее, а интереснее. Он не расстроен из-за проигрыша в споре, а очень рад стать ближе к истине. Ведь сам Сократ сказал, что в споре рождается истина, так что...
Денис был в восторге. Выход найден, выводы сделаны. Признавая правоту собеседника (не противника!), мы не проигрываем, а становимся ближе к истине. Если, конечно, у нас вообще есть такая цель. Случается так, что собеседник опроверг наши аргументы, но и его доводы не показались нам убедительными. Так и скажите, ничего страшного. Предложите изучить предмет глубже и вернуться к спору с новыми аргументами с обеих сторон.
На прощание я спросил Дениса, как он сыграл в теннисном турнире на прошедших выходных.
– Занял 4-е место, – сказал Денис.
– Лузер, – ответил я.